Агрессия безопасности

Д.В. Лукьянов

Сочетание в названии данных тезисов таких противоположных по смыслу и значению понятий как «агрессия» и «безопасность» требует изначального уточнения.

На наш взгляд, агрессия и страх (как базовый мотив и угроза безопасности)  являются предметными сферами научения и понимаются в основе своей как «относительно устойчивые изменения в поведении или поведенческом потенциале» социальных субъектов, которые обусловлены различными стратегиями и практиками их опыта социализации. В данном аспекте проблематика безопасности тематизируется в широком контексте социокультурных, политических, индивидуальных и т.п. практик и стратегий, которые должны быть со всей определенностью четко  представлены и закреплены в «институциональном порядке» современного социума и его «символическом универсуме», либо быть седиментированы в разрозненных социальных образцах, которые могут быть манифестированы  определенного рода «культурами безопасности» с их специфической рефлексией относительно представлений о существующей социальной реальности.

Не смотря на многообразие существующих в исследовательской литературе определений, современный мир все чаще характеризуется уже не как особый тип социальной реальности, не особая идеология и рефлексия, а как специфический способ проживания опыта. Однако складывающаяся «картина мира», нормы, ценности и идеалы данного опыта пребывания в современности не выполняет функции стабилизации идентификационных практик в сознании и поведении людей. «Прозрачное общество» победившей коммуникации оказывается «чистым» хаосом нестабильных социальных состояний.

Повседневность формирует особый опыт «мышления в терминах риска» (Э. Гидденс) в кризисном, хаотичном, децентрированном пространстве социума, который сопровождается ощущением утраты базовой социальной онтологии. И само понятие социального приобретает форму своеобразного риторического образа с неопределенной референтной функцией:  трудности, о которых размышляют ученые и философы, заключается в отсутствии объективных критериев для обоснования привычных структурных элементов восприятия наличной действительности, которая скорее уже не мыслится в качестве институциональной размерности, но испытывается как «совокупный эффект рассеянной социальности» (Б. Марков).

Такой — реифицированный — характер восприятия социальных действий, направленных на защиту жизненно важных интересов, по сути, нивелирует границы различения в понимании агрессии и безопасности.

Реификация – «это восприятие человеческих феноменов в качестве вещей, то есть в нечеловеческих и, возможно, в сверхчеловеческих терми­нах», такой «объективированный мир перестает восприниматься как человеческое предприятие и за ним закрепляется качество нечеловеческой, дегуманизированной и инертной фактичности» (П. Бергер, Т. Лукман).

В этом смысле агрессия безопасности – не есть реифицированный продукт человеческого мышления, но обозначается как «чуждая фактичность» неконтролируемой воли, прежде всего  – «воли к власти».  Следуя за М. Фуко можно назвать данный феномен проявлением безличной «биополитики», в основе которой ее т.н. контрфактичность человеческому существованию представляется имманентной современным социальным формам жизни.

В социальном конструктивизме интенциональность и темпоральность  являются неизменными свойствами, присущими человеческому сознанию. Между тем общее «снижение когнитивной сложности в социуме отчетливо прослеживается не только в политических действиях, но также в приемах идеологической и пропагандистской рационализации» (А.П. Назаретян). Современные акции по «принуждению к миру» осуществляются в форме т.н. превентивных «миротворческих интервенций», которые порождают скорее недоверие и подозрение в «обществе риска» с «нулевым уровнем» (А.М. Пятигорский) политической рефлексии, помимо того, что  носят откровенно ханжеский характер. Транснациональная и трансисторическая трактовка понятия «права человека» стирает социальные границы представлений «свой-чужой», «национальный», «иной», «Другой», что приводит к произволу и нарушению этих самых прав у других народов (чаще –  неевропейских), сводя принципы гуманизма  и морали до обыкновенных репрессий.

В самих же значимых тематических областях выстраивания дискурса современности налицо также реализация скрытого патогенного фактора, который отражается в функционировании современного языка повседневной жизни  и проявляется в наиболее повторяющихся ситуациях, требующих социальной включенности либо участия. Возрастание частотности употребления  речевых конструкций типа «как бы» и  «на самом деле» — говорит о том, что в обоих случаях мы имеем дело с определенной «транскрипцией реальности», которая перманентно отчуждается субъектом и в высказывании и в восприятии.  В современном «мультикультуральном» мире у таких классических категорий как «народ», «нация», «человечество» («всецело прозрачное» человечество Ж.-Ф. Лиотара) и т.д. полностью отсутствует соответствующий референт, в результате чего, например, национализм без должного оценочного высказывания о нем как об определенной политической общности, — трактуется как культурное и даже этническое сообщество.

Феноменологию агрессивной безопасности, таким образом, можно в целом определить как выстраиваемый в микрофизическом пространстве власти символический порядок расширения сферы влияния заинтересованного невмешательства посредством процедуры реификации жизненного мира и закрепление за ним  качества дегуманизированной и инертной фактичности.

Метки: катастрофа, психология, социология, философия, эпистемология