МЕДИЙНАЯ ИНФОРМАЦИОННО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ АГРЕССИЯ: ЗАЩИТА И ПРОТИВОБОРСТВО

УДК 316.77:002;  15.41.39   А. А. КАЛМЫКОВ,   доктор филологических наук, кандидат педагогических наук,
профессор кафедры теории и практики общественных связей Российского государственного гуманитарного университета;

опубликовано в журнале:  ЖУРНАЛИСТ. СОЦИАЛЬНЫЕ КОММУНИКАЦИИ • № 1 • 2022   

 

МЕДИЙНАЯ ИНФОРМАЦИОННО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ АГРЕССИЯ: ЗАЩИТА И ПРОТИВОБОРСТВО

Аннотация. В статье анализируются содержание и вооружение современной информационной войны. Намечаются пути противоборства медийной инфор­мационно-психологической агрессии, в том числе в сфере профессиональной подготовки журналистов.

Ключевые слова: Украина, западная цивилизация, Русский мир, русская идея, Русская земля, информационная война.

 

В какой бы сфере ни специализировался журналист: пишет ли он о спорте, новом косметическом креме, дальнем космосе или курсе рубля, он неизбежно столкнется с тем, что неожиданно для себя окажется в «окопах» информационной войны. Наверное, это было всегда, пока существовала журналистика, однако сегодня проблема приобретает особую остроту. Вот почему становится необходимым расширение образовательных программ профессиональной подготовки журналистов, и не только их, а всех специ­алистов, связанных с информационно-коммуникационной деятельностью. Можно сказать и шире: существует необходимость общего медиаобразо­вания, способного противостоять разрушительному действию токсичного медиаконтента^[1]. Тем более что особенностью настоящего момента является то, что информационная война приобрела качества не только глобальности, но и тотальности, т. е. захватывает не только плоскость социально-коммуни­тарных отношений, но и их вертикаль.

Информационная война разворачивается в трехмерном смысловом семантическом пространстве, вынуждая определять место в нем иным актуальным культурным артефактам.

Нельзя не отметить и другую особенность наблюдаемой сейчас инфо- войны. Она связана с сопряжением специальной военной операции с ограниченными целями и на ограниченной территории, то есть вполне локализованной в пространстве и во времени, с генерализованной инфор­мационной войной между обобщённым Западом и Русским миром. Это, с одной стороны, накладывает на техническую военную операцию смыслы, связанные со столкновением ценностей, исходящих из пределов собственно Русского мира и западно-украинского этноса, а с другой — переносит уже на глобальную информационную войну хуторянские националистические акценты. Возможно, именно это является причиной того, что в политиче­ской риторике прописались не только откровенный фейковый контент, но и нецензурные выражения.

Связь «горячей» войны на земле и информационной в медиапространстве естественно не случайна и похоже управляема из одного центра.

Украинский и российский политолог, дипломат, обозреватель МИА «Россия сегодня» Р. В. Ищенко приводит развернутую картину связи чисто военных и информационных аспектов нынешнего противостояния. Он пишет: «При внимательном взгляде на деятельность украинских активи­стов в социальных сетях можно обнаружить, что она чётко скоординирована и направлена к одной цели. C помощью в основном фейковых ужасов войны инициируется эмоциональная реакция западного общества, которая застав­ляет действовать уже политикум.

На фоне забитых бегущим населением вокзалов пробившиеся в Европу беженцы рассказывают страшные истории о том, как они спасались от «диких русских орд». «Очевидцы» свидетельствуют о «расстрелянных рус­скими» колоннах беженцев, прилагая для иллюстрации кадры убитых ВСУ гражданских не только в ходе текущей кампании, но и за 2014/2015 годы. Не брезгуют иллюстрировать «разрушение Украины» и кадрами из других стран (из Ливана, Сирии, Ливии). «Западный обыватель всё сожрёт: и пальмы в «Чернигове», и стоящий на берегу Средиземного моря разрушенный «Харь­ков». Для правдоподобности к этому добавляются реальные кадры улиц, на которых шли бои, в том числе кадры обстрелов Донецка выдаются за стрель­бу по украинским городам.

И всё это нагнетание хтонического ужаса перед наступающим Русским миром сопровождается рефреном: закройте небо над Украиной, дайте нам самолёты, дайте нам комплексы ПВО, остальное мы сделаем сами».^[2]

Так, собственно, делается попытка решения стратегической военной задачи не на поле боя, а в информационном пространстве.

Информационная война ориентирована на использование информаци­онно-психологических операций, которые сводятся к манипулированию информацией с помощью комплекса мероприятий, осуществляемых по общему плану с целью достижения и удержания превосходства через воздей­ствие на информационные процессы в системах противника.

Еще в 1998 г. Министерство обороны США ввело в действие «Объеди­ненную доктрину информационных операций» (Joint Pub 3-13 «Information Operations», DOD US, December 1998). В ней определение термина «инфор­мационная операция» было сформулировано следующим образом: «Инфор­мационная операция — это действия, предпринимаемые с целью затруднить сбор, обработку, передачу и хранение информации информационными системами противника при защите собственной информации и информа­ционных систем»^[3].

В этом определении акцент сделан в основном на технической стороне работы с информацией и больше относится к периоду непосредственного ведения боевых действий. Однако в руководящих документах НАТО, при­нятых в следующем году (1999), информационная операция определяется уже как «действия, предпринимаемые с целью оказания влияния на приня­тие решений в поддержку собственных политических и военных целей путем воздействия на информацию, информационные процессы и системы управ­ления противника, при одновременной защите собственной информации и информационных систем»^[4].

В качестве мишени здесь уже фигурирует индивидуальное, групповое и массовое сознание и бессознательное. То есть используется то, что Ю. В. Гро­мыко назвал консциентальным оружием или оружием, поражающим созна­ние и идентификационную матрицу у населения^[5].

Основным каналом при осуществлении информационно-психологи­ческих операций все-таки остаются СМИ. Причем с развитием интернета арсенал значительно пополнился новым вооружением, среди которого:

• фотожабы — изображения в логике абсурда, полученные с помощью фотомонтажа;
• медиавирусы (англ. media virus) — медиасобытия, обладающие свой­ством спонтанного распространения и размножения и способные вызвать значимые изменения в жизни общества (термин, введённый американским специалистом в области средств массовой коммуника­ции Дугласом Рашкоффом (1994);
• мемы {англ. meme) — фразы, картинки, видео, звукоряд, т.е. смыс­ловые фреймы иронического характера, приобретшие популярность и самопроизвольно распространяющиеся в пространстве интернета;
• демотиваторы — пародии на мотиватор (т.е. агитационно-пропа­гандистский плакат), изображение, состоящее из картинки в рамке и комментирующей её надписи;
• троллинги (англ. trolling — буквально «ловля рыбы на блесну») — про­воцирование конфликта при общении в сети посредством скрытого или явного принижения и оскорбления других участников, зачастую с нарушением этики сетевого взаимодействия.

Все эти понятия заимствованы из сленга и не входят в научный тезаурус, но чрезвычайно широко распространены в медиасреде и являются доста­точно эффективными средствами ведения информационной войны наряду с традиционными: карикатурой, сатирическим фельетоном и т. п.

В этом же ряду, видимо, наиболее распространенными являются фейки (от англ. fake — подделка, фальшивка, фальсификат, муляж). Фейк кажет­ся синонимичным устоявшемуся ранее понятию «газетная утка», которая обозначает публикацию в СМИ выдумки и ложного сенсационного слуха. Происхождение этого понятия, по легенде, восходит к брюссельскому жур­налисту времен Наполеона, который опубликовал заметку о прожорливых утках. В ней повествовалось о «сенсационном» эксперименте с водоплава­ющими птицами, которых последовательно кормили убиенными и расчле­ненными сородичами, пока не осталась одна единственная утка. Именно эта утка стала метафорой неправдоподобных газетных новостей, которыми «питаются» нетребовательные читатели.

Вместе с тем утка и фейк понятия разные, поскольку в первом случае СМИ распространяют «сенсации» ради привлечения легковерной публики, а во втором с помощью ложной информации инициируются значимые поли­тические решения, не говоря уже о переформатировании в заданном направ­лении общественного мнения и сознания.

Фейк — это чаще всего некоторое сообщение, проиллюстрированное фото или видео, взятое из архива или интернета, то есть не относящиеся к месту и времени описанного события. Это обстоятельство позволяет разоб­лачать фейки с помощью поиска в интернете исходных материалов. Можно, вероятно, говорить о появлении особого вида журналистской деятельнос­ти — разоблачение фейков. В условиях информационной войны они чаще всего имеют целенаправленный программирующий характер. Причем эффект от разоблачения фейка несоизмерим с эффектом от самого фейка. С момента публикации до момента разоблачения проходит время, достаточ­ное для широкого распространения ложной, но ожидаемой информации по многим СМИ противника, а также для использования ее в качестве инфор­мационного повода или информационного вброса в целях развёртывания медийной кампании и подготовки политических решений. После этого вопрос «А был ли мальчик?» может оказаться неактуальным. В каком-то смысле синонимом фейка является фальшивая новость, да и просто дезин­формация, то есть сообщение, уже не связанное с картинкой из телевидения или интернета.

Все-таки фейк и дезинформацию следует различать, поскольку послед­няя направлена на инициацию принятия противником ошибочных реше­ний, а фейк — на оправдание решений атакующей стороной, хотя и то и другое является ложью, деструктурирующей информационные потоки, но преследующей различные тактические цели.

Причем ложная информация действительно не раз приводила к «желае­мым» и реальным результатам. Об этом известная социопсихологическая теорема Томаса^[6], сформулированная еще в 1928 г. и утверждающая, что в человеческом поведении последствия определятся не реальностью, а мне­нием человека о ней («самоисполняющееся пророчество»). Авторы теоре­мы У. А. Томас и Д. Томас сформулировали свой тезис так: «Если ситуации определяются людьми как реальные, они реальны по своим последствиям». Это означает, что любой фейк может быть оправдан своими последствиями, обрести атрибуты правдоподобия и в конце концов способствовать констру­ированию постправды.

Постправда относительно новый термин, обозначающий не просто ложный смысловой фрейм, а ожидаемое сообщение, подкрепляющее ранее сконструированную ложную картину реальности. Комплексирование фейков порождает постправду. Постправда как бы фильтрует объективные факты, затушевывая их эмоциональными авторитетными мнениями. Можно сказать, что постправда — это намерено сконструированная деформа­ция медийного поля, создающая в сознаниях потребителей медиаконтента именно такую картину мира, при которой фейковая информация воспри — нимается без какой-либо критики, как сама собой разумеющаяся. Причем очевидные нестыковки, противоречия и просто глупости с помощью пер­цептивного механизма отбрасываются как несущественные. Технология постправды указывает на истинную стандартную цель информационной войны, а именно картину мира и реальность повседневности.

Глобальность информационной войны вызвала к жизни и такой инстру­мент, как «культура отмены», применяемый не только к отдельным персона­лиям, но и целым народам и странам. Чему мы в данным момент и являемся свидетелями в отношении русских людей и русской культуры. Глобальное медиапространство, упорядоченное соответствующими технологиями, при­обретает некую псевдосубъектность, суть которой в захвате права распреде­лять места в этом пространстве и даже санкционировать в нем нахождение. Ироническая фраза «если тебя нет в интернете, тебя нет вообще» сегод­ня звучит достаточно зловеще в условиях информационного глобализма, поскольку предполагает неравные позиции в отношении степени контроля информационного пространства. Здесь можно указать на точное определе­ние этого понятия, которое введено в научный оборот В. С. Хелемендиком: «Информационный глобализм является конкретной актуализацией концеп­та информационной войны в современных условиях и имеет целью медий­ное обеспечение всех основных проектов вестернизации (геополитического, финансово-экономического, культурно-ценностного и др.) благодаря зара­нее спланированному синхронному взаимодействию транснациональных медиакорпораций и национальных СМИ Запада»^[7].

Приведенный выше обзор оружейного арсенала современной информа­ционной войны далеко не полон, но все-таки позволяет наметить основные направления медийного противоборства, в частности в целях формирования соответствующей политики в сфере профессиональной подготовки журна­листов. В самом общем смысле можно утверждать, что действие токсичного медийного оружия сводится к деструкции картин мира, то есть разрушению Космоса с набором вытекающих отсюда последствий. Можно назвать это наступлением «мерзости беззакония», миром лишенным образа, безобраз­ности.

Идеальной формой защиты было бы формирование устойчивых форм мировоззренческих конструкций, не подверженных внешним разрушаю­щим воздействиям. Это задача решалась с помощью вакцинации воспита­нием и образованием, в рамках господствующей идеологической доктрины. Однако эти институты сами оказались подвержены коррозии толерантности и уже неспособны полностью решать эту задачу. Остается научный анализ сложившейся ситуации и разработка соответствующих технологий.

В завершение статьи приведем перечень некоторых ключевых вопросов, требующих освещения как при проектировании образовательной програм­мы, так и при разработке технологий противоборства медийной информаци­онно-психологической агрессии, чему и была посвящена настоящая работа.

1. Эволюция способа информации; информационное общество и юзер- общество.
2. Эпистемологические, социально-технологические, организационно­коммуникативные и социально-культурные основания постановки и решения методологических проблем информационного общества; культурно-исторический цивилизационный процесс развития проек­та информационного общества; информационное общество и обще­ство знания — технологический и социокультурный аспект.
3. Периодизация исторического процесса с позиции изменения способа информации; соотношение понятий «информационное общество», «постиндустриальное общество», «постмодерное общество», «общест­во постпотребления (юзер-общество)».
4. Ризома и номадология в основе топологии информационного обще­ства; реальность как медиаконструкция и медиапродукт; антроподи­цея в медиированной реальности.
5. Понятие и структура современного информационно-коммуникатив­ного пространства; топология сети; интернет как открытая систе­ма; ризоморфность интернета; сетевая структура информационного общества; социальная роль коммуникативных технологий; медиакон­вергенция как базовый тренд рефреминга поля медиа.
6. Эпистема интернета; система массовых коммуникаций (СМК), основные свойства; информационная война — методы и средства.
7. Влияние глобальных коммуникаций на политические процессы в на­циональном и международном масштабе; актуализация горизонталь­ных форм общественной связности; противостояние иерархических и сетевых структур.
8. Реальность как медиаконструкция и медиапродукт; антроподицея в медиированной реальности; современные концепции конструкци- онизма; социальная информация и ее влияние на индивидуальное и коллективное сознание и бессознательное.
9. Понятия «токсичная информации» и «качество информации»; пси­хологические механизмы восприятия информации и коммуникации; влияние информационно-коммуникативных полей на структуру пси­хики личности; медиавирусология; манипулирующая информация.
10. Проблема экологии коммуникативных пространств; методы про­тиводействия информационно-коммуникативной агрессии; состав системы глобальных коммуникаций; таксономические и фолксоно- мические классификационные матрицы глобальных коммуникаций; основания типологии глобальных коммуникаций; глобальные ком­муникации в системе социальных коммуникаций; транскультурные переносы кодов идентичности;
11. Экопсихологические подходы к проблеме информационной безопас­ности; основные тренды развития интернета в контексте проблемы сохранения идентичности и самости.

ЛИТЕРАТУРА

1. Вепринцев В. Б. Операции информационно-психологической вой­ны: краткий энциклопедический словарь-справочник / В. Б. Веп­ринцев, А. В. Манойло, А. И. Петренко, Д. Б. Фролов. М., 2005.
2. Гранин Ю. Д. Угрозы национальной идентичности в эпоху совре­менной глобализации // Вестник электронных и печатных СМИ. Вып. № 20. URL: http://www.ipk.ru/index.php?id=2689.
3. Громыко Ю. В. Оружие, поражающее сознание, — что это такое? URL: http://www.pereplet.ru/text/grom0.html.
4. Калмыков А. А. Информационные войны: современные реалии // Вестник электронных и печатных СМИ. Вып. № 1 (23). М.: Изд-во Академии медиаиндустрии, 2017. С. 63—78.
5. Сорокин П. Социальная и культурная динамика: Исследование изменений в больших системах искусства, истины, этики, права и общественных отношений / пер. с англ., коммент. В. В. Сапова. СПб.: Изд. РХГИ, 2000. С. 808-809.
6. Хелемендик В. С. Информационный глобализм и информационная идентичность. // СМИ в эпоху глобализации: Мат-лы науч.-практ. конф. (Москва, 3 апреля 2012 г.). М.: Академия медиаиндустрии. 2012. С. 9.
7. Эко У. Средние века уже начались // Иностранная литература. 1994. № 4. C. 258-267.

Поступила в редакцию 2 марта 2022 г.

^[1]  Калмыков А. А. E-learning как инструмент медиаобразования // Высшее образование в Рос­сии. 2009. № 10. С. 45-48.

^[2]  Ищенко Р. В. Война, информация и проблема украинского неба // AFTERSHOCK. URL: https://aftershock.news/?q=node/1080452 5/Мар/22ф.

^[3]  Цит. по: Гриняев С. Концепция ведения информационной войны в некоторых странах мира. URL: http://pentagonus.ru/publ/22-1-0-196.

^[4]  См: Вепринцев В. Б. Операции информационно-психологической войны: краткий энцикло­педический словарь-справочник / В. Б. Вепринцев, А. В. Манойло, А. И. Петренко, Д. Б. Фро­лов. М., 2005.

^[5]  См: Громыко Ю. Оружие, поражающее сознание, — что это такое? URL: http://www.pereplet. ru/text/ grom0.html.

^[6]  Хаустов Д. С. Теорема Томаса: Жизнь одной идеи // Идеи и идеалы. 2014. Т. 2, вып. 3. С. 38—45.

^[7]  Хелемендик В. С. Информационный глобализм и информационная безопасность // СМИ в эпоху глобализации: материалы науч-практ. конф. Москва, 3 апреля 2012 г. М.: Академия медиаиндустрии, 2012. С. 9.

 

А. А. KALMYKOV,

Doctor of Philology, Candidate of Pedagogics,

Professor of the Department of Theory and Practice of Public Relations Russian State University for the Humanities;

Russia, Moscow.

MEDIA INFORMATION AND PSYCHOLOGICAL AGGRESSION: PROTECTION AND COMBATING

Abstract. The author analyzes the content and weapons of th/г modem information war. Ways of confrontation of media information and psychological aggression are outlined, in particular, in thefield of professional training ofiourncdisSs.

Keywords: Ukraine, Western civilization, Russian world, Russian idea, Russian land, axiological war.

Метки: журналистика, информационное общество, образование