Коммуникатология и виртуалистика: опыт построения социальной онтологии

Публикую статью 3-х летней давности к которой понадобилось вернуться в связи с активизацией политической жизни в России. И в самом деле, страна продолжает мучительно формировать свою онтомодальность личности. И это хорошо. А вот власть значительно отстает. Поэтому мои былые надежды, на то что процесс этот пойдет сверху с позиции «мудрого и справедливого государя», заботящегося более о стране, а не стремящегося убрать из под ног все что мешает властвовать, не оправдались. Страна просыпается, выходя из бандерлогского и контрацептивного состояния. Это уже не остановить…

Жду Ваших комментариев.

А.А. Калмыков

Статус виртуального социума

Современное состояние общества можно охарактеризовать двумя модными словами: коммуникативность и виртуальность. Действительно, коммуникация постепенно переместилась в фокус внимания специалистов разных отраслей, что подчас создает впечатление, будто бы коммуникация возникла только в XXI веке. Раньше про нее мало кто говорил, как будто ее и не было. Хотя совершенно очевидно, что социальность не может состояться без коммуникации, коммуникация по-прежнему трактуется как взаимодействие двух субъектов, как форма общения. С виртуальностью в научном дискурсе все обстоит еще запутаннее. Как будет показано ниже, существуют как минимум три несовместимых подхода к этому понятию. Вместе с тем современное общество со всех этих точек зрения действительно виртуализируется. Это и заставляет говорить о новой социальной онтологии, учитывающей коммуникатологическую и виртуальную сущность реальности.

Другая задача этой статьи — продолжение[1] усилий ее автора показать, что коммуникацию с теоретической точки зрения удобно описывать, используя концептуалогию виртуалистики. Что же касается практической стороны коммуникатологии, то и здесь могут быть применимы наработки, сделанные в праксисе виртуалистики — аретеи[2]. Для этого достаточно осознать, что коммуникативные практики и есть формы аретеи, поскольку они на современном уровне понимаются не только как установление каких-то отношений между индивидумами или группами, но и как то, что проектирует и конструирует реальность, точнее, способствует переходу одной реальности в другую. Последнее означает не что иное, как виртуализацию и девиртуализацию в тех или иных организованностях. Поэтому можно ожидать, что виртуалистика и аретея, с одной стороны, коммуникатология и коммуникативные практики — с другой, способны обогатить друг друга.

Затрудняет подобное взаимопроникновение тот факт, что на данный момент сложились три направления интерпретации виртуальности.

Первое направление разрабатываемое в трудах Н.А. Носова и других авторов[3], базируется на идее полионтологичности и трактует виртуал как самостоятельную философскую категорию, стоящую в ряду таких фундаментальных категорий, как пространство, время, материя и т. п.

Второе направление, большинство представителей которого остались в рамках моноонтичной парадигмы, понимает виртуальность как возможное, потенциальное, умозрительное замещение реальных объектов их образами — симуляциями и т. д.[4]

Третье направление — «киберспейс» — представлено в основном в трудах иностранных авторов, понимающих виртуальность как киберпространство, существующее как продукт компьютерной индустрии.

Подобное разночтение в понимании виртуальности, естественно, не способствует расширению влияния концептуалогии виртуалистики, тем более что в обыденном сознании за термином «виртуальная реальность» прочно закрепилось представление о «невсамделишности», иллюзорности, ложности, искусственности. Это коренным образом отличается от интерпретации виртуальности как особой философской категории, что резко ограничивает использование виртуалистических концепций, идей и технологий в практике.

Поэтому понятно, что наиболее продуктивным подходом в интерпретации виртуальности остается первый из выше перечисленных, именно он позволяет говорить о новом научном направлении — виртуалистике, изучающей феномены виртуальной реальности.

Тем не менее вследствие вышеупомянутых причин виртуалистика пока находится в достаточно ограниченной научно-практической лагуне, в то время как коммуникатология активно захватывает различные области социальных практик, несмотря на то что в понимании предмета коммуникатологии — «коммуникации» — еще меньше ясности и согласия, чем в понимании предмета виртуалистики — «виртуала». Это обстоятельство методологически роднит коммуникатологию и виртуалистику, и та и другая дисциплины являются классическими примерами постнеклассического знания.

Содержательная родственность между ними заключается еще и в том, что виртуалистика наработала потенциал, который представляет особую значимость для коммуникатологии и расширяющихся социально-культурных практик. Не случайно в тезаурусе коммуникативных наук укрепились такие понятия, как «конструирование и проектирование реальности», «текстовое пространство», «социальный инжиниринг». В рамках коммуникатологии, как и виртуалистики, реальность представляется определенного рода конструкцией, однако коммуникатология пока не различает константную и виртуальную реальность, не знает понятия «виртуальный человек», не вскрывает механизмы соположения реальностей, не анализирует морфологию соби социальных организованностей и т. п.

Более того, «виртуальное» в коммуникативных науках это чаще всего оценочная или метафорическая характеристика объекта исследования, фактически снижающая его онтологический статус, ограничивающая возможность его объективации и, следовательно, выводящая его за пределы возможности применения к нему научно-исследовательского инструментария.

Если «девиртуализировать виртуальность», т. е. отказаться от противопоставления «реальное — виртуальное», коммуникативные науки смогут значительно расширить свое предметное поле. В частности, становится возможным проблематизировать такой интересный феномен, как коммуникация реальностей.

Коммуникация реальностей

Утверждение Н.А. Носова о равном онтологическом статусе виртуала и категорий пространства и времени позволяет ввести простую геометрическую модель, добавив к двум базисным векторам (пространство, время) дополнительную ось — виртуал. Тогда плоскость «пространство-время» можно будет назвать онтологией. По оси «виртуал» разместятся все возможные онтологии. Движение из одной онтологии в другую — так называемый виртуальный переход — может быть интерпретировано как коммуницирование, и на этой основе возможно создание виртуалистической теории коммуникации. На этом уровне абстракции объектами коммуникации становятся уже не личности, не сообщества, не какие-то другие организованности, а сами онтологии. Следовательно, коммуникация — это фактор связи между различными виртуальными реальностями и основной двигатель виртуальных переходов. Она должна обладать какими-то энергетическими и информационными характеристиками. Более того, виртуал может быть подвергнут дискретизации, подобно тому как в физике могут быть дискретизированы (квантованы) пространство и время. Это означает, что существует некая единичная (элементарная) коммуникация, переводящая с одного уровня виртуализации на следующий. Таким элементарным актом будет, например, переход к онтологии, содержащей один дополнительный объект, что аналогично хорошо изученной базовой операции познания — операции различения. Отсюда следуют два вывода. Первый — теоретически возможны исчисления как коммуникаций, так и виртуалов[5], правда, здесь, вероятно, есть необходимость разработки новых математических методов. Второй — несмотря на парадигмальный вызов, скрывающийся в тезисе полионтологичности реальности, и виртуалистика и коммуникатология остаются в русле научного познания, используя базовые научные методы.

Не меньший интерес представляют гиперплоскости «виртуал — пространство» с фиксированным (вырожденным) временем и «виртуал — время» с фиксированной пространственной координатой. Первые можно назвать со-держаниями, вторые со-стояниями. Таким образом может быть получена виртуалистическая модель реальности, включающая три компонента: онтологию, содержание и состояние. Причем отсутствие какого-либо из этих компонентов делает реальность невозможной, превращает ее в небытие (отрицание онтологии), ирреальность (отрица­ние содержания), инобытие (отрицание состояния).

Причем действие коммуникации в состояниях и содержаниях уже не дискретно, как в онтологиях, а континуально. Последнюю мысль можно пояснить, воспользовавшись схемой О.И. Генисаретского[6], созданной в процессе реконструкции представлений о пространственности о. Павла Флоренского. По Флоренскому, действительность «расчленяется на отдельные, относительно замкнутые в себе единства«[7], причем подобные расчленения достигаются, «когда мы стараемся представить себе мысленную модель действительности всей зараз, — из некоторых простых и всюду одних и тех же мысленных образований». Этими образованиями, по П.А. Флоренскому, являются пространства, среды, вещи.

Отталкиваясь от этой идеи, О.И. Генисаретский строит следующую схему:

Применяя эту схему к понятию «коммуникация», т. е. рас­сматривая коммуникацию и как пространство, и как среду, и как вещь, мы можем убедиться в том, что коммуникация может быть понимаема и как некое условие коммуницирования (коммуникативное пространство), и как некая среда (силовое поле коммуникаций), и как некий набор коммуникативных акторов. Причем только в последнем случае коммуникации могут быть сосчитаны, т. е. дискретизированы. При этом пространственность и средовость коммуникации, как легко убедиться, соответствуют описанным нами вырожденным случаям чистого состояния и содержания, в то время как вещность или предметность коммуникации соотносятся с онтологией.

Здесь речь идет уже о коммуникациях, определяющих отношения между онтологиями. Именно с такими коммуникациями имеют дело современные коммуникативные технологии, целевая функция которых заключается в переформатировании (рефременге) реальностей объектов воздействия. Причем это переформатирование может идти в трех направлениях: изменение онтологии, изменение состояний, изменение содержаний.

В качестве примера возьмем известную маркетинговую и PR-технологию — брендинг. Суть брендинга сводится к внедрению в массовое сознание (возможно, и глубже — в массовое бессознательное) образа либо нового предмета потребления, либо производителя предмета потребления, либо политического лидера, обещающего новый уровень потребления. Троекратное повторение здесь слова «потребление» не случайно, поскольку брендинг возможен только в обществе потребления.

В результате реальность, в которой присутствовал «обычный» стиральный порошок, преобразуется в реальность маркированных стиральных порошков. Происходит как будто бы ее усложнение, поскольку появляются новые различения — количество различимых объектов увеличивается. Однако это усложнение видимое. На самом деле происходит замещение личного опыта, ориентирующего на функциональность вещи, доверием к бренду. В общественном сознании формируется ориентация на презентационные качества бренда. Реальность преобразуется в мир бренда[8].

Для обеспечения подобного эффекта требуется построить отношения между состоявшейся реальностью обычного стирального порошка и возможной реальностью порошка маркированного, т. е. девиртуализировать первую реальность и виртуализировать вторую. Точнее, придать первой виртуальный статус ингратуала (т. е. реальности, находящейся на уровне ниже обычной константной реальности), а вторую возвысить до уровня гратуала[9]. Иными словами, запустить процесс коммуникации между этими реальностями и управлять им таким образом, чтобы субъект почувствовал, что останется несчастен до тех пор, пока не познает радости потребления маркированного продукта. Эта радость и станет для него знаком освоения новой («продвинутой») реальности.

При этом произойдут следующие изменения реальности:

· в онтологии — мир потребителя дополнится новым объектом;

· в состоянии — обыденность раскрасится эйфорией потребления;

· в содержании — произойдет дематериализация вещественности посредством замены функциональных свойств информационно-коммуникативными.

Можно было бы показать и более строго, что суть брендинга — в управлении именно виртуальными реальностями и что реальность «товарного счастья» обладает всеми известными признаками виртуала[10], однако достаточно обратить внимание на то, что бренд рано или поздно требует обновления, т. е. запуска процесса ребрендинга. Действительно, виртуальная реальность — образование неустойчивое и рано или поздно опривычивается, переходя в свое константное состояние. Поэтому бренд и требует специальных усилий по своей виртуализации.

Наш современник постоянно находится в связи с коммуникативными пространствами, полями и вещами, оставаясь как бы в точке бифуркации, т. е. подвергаясь действию то одной, то другой коммуникации, включаясь то в один, то в другой коммуникативный процесс, погружаясь то в одну, то в другую виртуальную реальность. Если погружения в виртуал не происходит, не происходит и коммуникации. Без коммуникации нет и бытия. Отказ от коммуникации — это переход либо в небытие, либо в инобытие. Мысль эта, правда, далеко не нова, все медитативные практики основаны на закрытии и отказе от коммуникации с реальностью обыденности.

Комментируя йенские лекции Гегеля, Ю. Хабермас пишет: «Дух[11] есть коммуникация единичных в среде всеобщего, которая напоминает отношение грамматики языка к говорящим индивидам или системы значимых норм к действующим субъектам, она не выделяет момент всеобщности в противоположность единичному, а устанавливает их своеобразную связь«[12]. Иначе говоря, коммуникация трансцендентна своим субъектам и одновременно нивелирует различие в них всеобщего и единичного, т. е. индивидуализирует, фактически порождает своих субъектов. Включенность в тот или иной коммуникативный процесс означает для субъекта приобретение иной или новой идентичности или, на языке виртуалистики, иной или новой виртуальной телесности, вот почему можно говорить о порождении коммуникацией своих субъектов. Но поскольку коммуникация интерактивна, верно и обратное — коммуникация изменяется после завершения процесса коммуникации.

Имеет место довольно любопытный феномен, когда пустой знак — симулякр — способствует приращению виртуальной телесности субъекта, коммуницируя с ним, например с каким-нибудь брендом, субъект присваивает себе его свойства, а точнее, воссоздает атрибуты телесности, которой сам по себе бренд не обладает. Он становится человеком, катающимся (чаще всего в воображении) только на «Феррари». Характерно, что при этом интеракция в какой-то степени овеществляет и сам симулякр.

Следует отметить особенность настоящего момента. Все, о чем мы говорили выше, присуще социокультурной реальности. Коммуникации действовали всегда, в том числе и те, что меняли онтологии. Но рефлексия дискретности коммуникаций могла возникнуть только с полионтичными интуициями, поэтому коммуникативные процессы не различались, находясь в латентных зонах содержаний и состояний, равно как и виртуальная реальность оставалась в положении нереальности. Так что современное общество, помимо эпитетов «информационное», «потребительское», «постиндустриальное», действительно можно наделить именованиями: «виртуальное», «коммуникационное», «полионтичное», «дискретное (дегитальное)».

Собь социума (морфология политического)

Важнейшим понятием, которым может поделиться виртуалистика, является понятие «собь». По определению Н.А Носова, собь это — виртуальная реальность, посредством которой человек самоидентифицируется. Виртуал порождается как разворачивание одного образа в целую реальность, собь образуется совокупностью имеющихся у человека виртуалов, ставших консуеталами[13]¹³. Иными словами, собь — это свертка виртуалов, перешедших в форму консуеталов, в которых пребывает человек.

В монографии «Виртуальная психология» Н.А. Носов выделил и описал пять уровней (пять реальностей), составляющих собь человека, которые мы будем называть онтомодальностями: реальность телесности, сознания, личности, воли и внутреннего человека. В этой же работе показано, что онтомодальности формируются в процессе онтогенеза в указанной ниже последовательности.

• Онтомодальность телесности обеспечивает выделение своего тела из других материальных объектов.
• Онтомодальность сознания обеспечивает выделение своей психики (мысли, чувства, переживания) из психики другого человека.
• Онтомодальность личности обеспечивает выделение себя через противопоставление позиции другого человека.
• Онтомодальность воли обеспечивает возможность сделать объектом управления самого себя в целом и осуществлять управление своей жизнью.
• Онтомодальность внутреннего человека обеспечивает возможность сопоставления себя со всем остальным миром и, соответственно, выделения себя в качестве мироподобного суверена.

Подобная схема предоставляет коммуникатологии два методологических ключа.

Первый. Оказывается возможным различать каналы коммуникации (телесности, сознания, личности, воли и внутреннего человека). Причем эффективной коммуникация будет только в том случае, если коммуницируют однородные онтомодальности: воля с волей, телесность с телесностью и т. п. Иными словами, коммуникация будет сопровождаться ковиртуализацией, т. е. погружением коммуникантов в реальность одного и того же рода и статуса, проще говоря, в одну и ту же реальность. В противном случае потребуется включение механизма интерпретации с соответствующими интерактивными издержками. Очевидно, что понимание данного факта может послужить оптимизации различных коммуникативных проектов.

Второй. Открывается возможность экстраполяции понятия «собь» и соответствующих онтомодальностей на социальные организованности от малых групп до государственных образований. Опыт подобной экстраполяции был обобщен в диссертационном исследовании Э.Ф. Асадуллина¹⁴. В этой работе развивается виртуалистический подход к истории, предполагающий реконструкцию «реальностей не только отдельных людей, но и Целых общностей, их коллективных собей, родовых собей, собей социальных общностей и собей этнических групп на различных Уровнях«[15]

Последняя мысль позволяет нам отнестись к понятию «политическое событие» с коммуникативно-виртуалистических позиций. Для этого достаточно предположить, что политическое событие — это такое событие, которое качественно меняет политическую реальность, т. е. онтологию, содержание и состояние политических субъектов, воздействуя на одну или несколько их онтомодальностей.

Если в качестве такого политического субъекта взять «государство», то можно будет перенести смыслы, содержащиеся в понятии «собь индивидуума», на собь государства.

Онтомодальность телесности государства — это собственно его границы, территория, климат, ландшафт и т. п. Поскольку онтомодальность телесности порождает все следующие политические реальности, то ее приращение или уменьшение является самым чувствительным политическим событием, затрагивающим каждого гражданина, т. е. человека, собь которого содержит политическую реальность государства. Тот факт, что коммунистическому режиму удалось сохранить под контролем практически всю территорию Российской империи и выиграть захватническую войну с глобалистическим Третьим рейхом, означает, что вопреки распространенному мнению население России не было изначально деполитизировано. Виртуальный образ Родины-матери оставался актуальным до тех пор, пока коммунистическая власть планомерно и сознательно не отсекла большинство населения от политической реальности. Следующая перестроечная революция привела к потере гигантских территорий, т. е. катастрофическому сокращению онтомодальности телесности. Последовавшее за этим депрессивное состояние всех сфер общественной жизни можно интерпретировать как снижение статуса политической реальности до ингратуального уровня, что было особенно заметно по поведению политических лидеров того времени. Понимание того, что онтомодальность телесности является базовой, позволяет по-новому взглянуть на такие явления, как космополитизм и его современная форма — глобализм. Строго говоря, ни то ни другое просто невозможно, так как гражданство мира предполагает отсутствие границ, т. е. отсутствие онтомодальности телесности, что выводит эти явления за рамки политической реальности. Следовательно, это либо частная вера отдельного индивида (или замкнутой социальной группы), либо обман-манипуляция общественным сознанием. В последнем случае под маркой глобалистической политики скрываются интересы определенных государств.

Онтомодальность сознания государства — это особенности менталитета ее граждан. Поскольку реальность сознания порождается реальностью телесности, то логично искать связь между географическим и территориальным положением и менталитетом. В случае с Россией мы имеем гигантскую слабоосвоенную территорию, неблагоприятные климатические условия и евразийское местоположение. Отсюда следует, что осознавая свою принадлежность к России и одновременно принадлежность России к себе, русский[16] человек вынужден осознавать и разделять ответственность наследования одной шестой части земли, мириться с невзгодами, отстраиваться от действия совершенно разнородных цивилизационных потоков с Востока и Запада. «Широк русский человек. Я бы сузил», — писал Достоевский. Действительно, мы в большей степени ориентированы на перспективу, на решение мировых проблем, продвижение больших проектов, чем на наведение элементарного порядка у себя на кухне. Эту особенность онтомодальности сознания с успехом использовали большевики, отправив все население страны на стройки коммунизма во имя «великой» цели. Необходимо признать, что во многих случаях подобная политика привела к реальным достижениям. Однако неизвестно, чего было больше — потерь или приобретений. Во всяком случае, власть не могла паразитировать на этом вечно. Перестроечный кризис обесценил прежние ценности и отверг прежние цели. Постперестроечные времена характеризовались ингратуальностью сознания. Страна как-то резко поглупела. Характерно, что в это время активно проявил себя уходящий «хомо советикус». Это наносное образование, сформированное в русском менталитете за годы советской власти, базировалось на парадигме «Все вокруг колхозное — все вокруг мое», т. е., с одной стороны, на привычке кормить свою корову колхозными сеном, с другой — на бесконечной наив­ной вере в то, что сено в колхозе будет всегда. Иными словами, в «хомо советикусе» сочеталась социальная и личностная безответственность, и в зависимости от того, что доминировало в индивиде, он либо обманывал, либо обманывался. Популярность финансовых пирамид именно этим обстоятельством и была обусловлена. Таким образом, онтомодальность сознания в первое десятилетие после перестроечного кризиса в российском обществе практически отсутствовала и, следовательно, не могли актуализироваться онтомодальности личности, воли и внутреннего человека.

Онтомодальность личности стала формироваться после окончания ельцинского периода управления страной. Россия начала осознавать себя в новых географических границах, реконструировав онтомодальность телесности. Последнему также способствовало пассионарное давление со стороны бывших братских республик. Порожденная новой телесностью онтомодальность сознания строилась на новом геополитическом значе­нии России и традиционных ценностях, наследованных у Российской империи. При этом наслоения «хомосоветикуса» окончательно переместились в маргинальную зону. Все это создало предпосылки для актуализации реальности личности. Знаменитый вопрос, заданный В.В. Путину: «Кто Вы, мистер Путин?» — относился больше не к Путину, а к стране, пребывавшей в аморфном и непредсказуемом состоянии. Сегодня такой вопрос вряд ли возникнет, следовательно, Россия вновь обретает свое лицо, т. е. находится в состоянии личностного становления. Задачей следующего периода нашей истории — этапа развития — станет актуализация реальностей воли и внутреннего человека.

Онтомодальность воли государства — это его способность управлять не только управляемыми, но и управляющими, т. е. иметь власть над властью. Достаточно общим местом является утверждение, что подобного состояния власть в России не достигла. Напротив, из СМИ известны многочисленные случаи произвола чиновников, которые не подчиняются ни закону, ни своему непосредственному начальству. Не будем обсуждать здесь технологию выхода из подобного кризиса управления. Возможно, нужно укреплять парламентаризм и соответствующие демократические институты, а возможно, напротив, усиливать вертикаль власти — все это в конце концов вопрос о механизме решения проблемы. Ее содержание, по нашей гипотезе, следует из того, что Россия является вновь возрожденным государством, которому предстоит пройти последовательно стадии взросления (этапы виртуализации онтомодальностей). Следовательно, по мере того как будет укрепляться реальность личности государства, будут создаваться условия для актуализации реальности воли и необходимые для этого инструменты: законодательство, структуры управления, представительские собрания и т. п. Этот оптимистический прогноз основан на предположении, что в основе политической реальности лежат закономерности более мощные, чем личные пристрастия отдельных политиков. Кроме того, нельзя не видеть положительной тенденции в направлении от стабилизации к развитию. А развитие невозможно при параличе воли.

Реальность внутреннего человека в отношении государства — идеологическая и духовная основа его существования, тот этап развития народа, когда определена его миссия, понята и осознана так называемая национальная идея. Не случайно все многочисленные постперестроечные попытки сформулировать русскую идею успехом не увенчались. Не случайна также достаточно странная ситуация, сложившаяся с партийным строительством, — практически ни одна партия так и не смогла определиться в своей идеологии. Даже КПРФ мечется между большевизмом ленинского типа и социал-демократией. Политические партии сегодня больше напоминают профсоюзы управленцев разного уровня и разных сфер деятельности, т. е. не связаны ни со стратами, ни с классами. По нашему предположению, это следствие все той же несформированности онтомодальности воли, которая не позволяет актуализироваться ценностно-идеологической структуре общества.

Вышеописанная модель современной политической реальности позволяет сделать следующие выводы.

• В настоящее время в России актуализирована реальность личности, это означает, что эффективными будут политические коммуникативные действия, способствующие укреплению статуса России, ее суверенности, ее достоинства, ее авторитета. Это одновременно подготовит почву для актуализации реальности воли.
• Политический курс от стабилизации к развитию практически независимо от того, кто станет президентом, заставит приступить к оптимизации структур государственного управления. Стратегия коммуникативной политики — в возвращении доверия народа ко всем ветвям власти.
• Только после решения этих задач можно будет говорить об актуализации сверхцелей, о формировании ценностных ориентиров, национальной идеи.

Примечания

1. См.: Калмыков АЛ, Онтология коммуникации как социально-атропологическая проблема// Вестник РГГУ: Серия «Политология. Социально-коммуникативные науки». № 1/07. С.47-61;Он же. О виртуальной природе коммуникации: Философские исследования [в печати].

2. «Аретея — область практической работы с виртуальными объектами: консуеталами, виртуалами и собью. Аретея основывается на виртуальных моделях, т. е. полионтичных, включающих в себя минимум две онто­логические реальности. <…> Аретея не имеет предметной отнесенности, так же как и виртуалистика» Носов НА. Словарь виртуальных терми­нов // Труды лаборатории виртуалистики. Вып. 7. Труды Центра проф­ориентации. М.: Путь, 2000).

3. О.И. Генисаретский, В.И. Фалько, РА Нуруллин, Ф.И. Гиренок, М.В. Шугуров, СА Борчиков, ОА Анисимов, ТВ. Носова, С.Х. Асадуллина, Г.П. Юрьев, А.Н. Михайлов, МА Пронин, Ю.Т. Яценко, И.И. Силантьев, В.Ф. Жданов, Ю.Г. Клименко, Т.В. Смирнова, Я.В. Чеснов и др.

4. ВД. Иванов, И.Г. Корсунцев, М.Ю. Опенков, С.С. Хоружий и др.

5. Подобную попытку подхода к исчислению виртуалов см.: Калмыков АА.
Структура виртуального события // Виртуальные реальности в психологии и психопрактике. М., 1995. С.79-105.

6. См.: Генисаретский О.И. Пространственность в иконологии и эстетике священника Павла Флоренского // Флоренский ПА, священник. Статьи и исследования по истории и философии искусства и археологии / Сост. игумен Андроник (А.С. Трубачев); ред. игумен Андроник (А.С. Трубачев). М.: Мысль, 2000. С.13-14.(Филос. наследие.)

7. Флоренский ПА. Анализ пространствености и времени в художественно — изобразительных произведениях искусства // Там же. С. 81.

8. Не случайно коммерческие предприятия любят называться мирами: «Мир кожи», «Мир обоев» и т. п., вскрывая тем самым свои тайные претензии на онтологичность «товарного счастья».

9. Ингратуал и гратуал — термины виртуалистики, означающие состояния переживания реальности, сопровождающиеся негативными и позитив­ными психологическими реакциями соотвественно.

10. Свойства виртуальной реальности: порожденность, актуальность, интерактивность (см.: Носов НА. Психологические виртуальные реальности. М., 1994). Свойства виртуального события: непривыкаемость, спонтанность, фрагментарность, объективность, измененность статуса реальнос­ти, измененность статуса личности, измененность статуса сознания, измененность статуса воли (см.: Носова Т.В. Психологические признаки виртуального состояния в деятельности пилота // Авиамедицинские и эргономические исследования человеческого фактора в гражданской авиации: Труды ГосНИИГА. Вып. 294. М., 1992).

11. Здесь речь идет о духе народа, эпохи, команды и т. п.

12. Хабермас Ю. Труд и интеракция: Заметки к гегелевской «Философии духа» йенского периода // Техника и наука как идеология / Пер. с нем. М.Л. Хорькова. М.: Праксис, 2007. С. 14.

13. Консуетал — ощущение в самообразе субъективной нормальности протекания человеческой деятельности. Консуетал переживается, ощущается человеком как обычное событие, относящееся к тому типу психологической реальности, в которой «в норме» живет человек.

14. Асадуллин Э.Ф. Виртуальный подход в социально-историческом позна­нии. Автореф. дис…. канд. филос. наук. Казань, 2007.

15. Там же . С. 7.

16. Под русским здесь подразумевается не только этнически русский, что вообще достаточно трудно выделить вследствие суперэтничности русского народа, а тот, кто идентифицирует себя в качестве русского, отвечая на вопрос «ты чей и какой?», а не «кто ты?»

---

Опубликовано: Калмыков А.А. Коммуникатология и виртуалистика: опыт построения социальной онтологии. // Вестник РГГУ. Серия «Политология. Социально-коммуникативные науки». No 1 2008. М., 2008. С.36-49.