Рассуждение о науке психологии с восклицательным знаком

28 ноября 2010

от admin

2. Психологи в роли белки

Психология виновата перед обществом в том, что развиваемые ею концепции не оказали сколь-нибудь заметного влияния на социальные процессы в мире. Исключения подтверждают правило. Наиболее значимое воздействие на поведение людей, пожалуй, оказала теория эмоций У. Джеймса, ныне считающаяся опровергнутой. По Джеймсу, эмоции есть следствие моторных проявлений, т.е., мы плачем не потому, что нам грустно, и смеемся не потому, что нам весело, а, наоборот, мы грустим, потому что плачем, и веселимся, потому что смеемся. В итоге люди в Европе и в Северной Америке, как правило, даже не догадываясь о теории Джеймса, стали чаще улыбаться в надежде, что жизнь от этого станет радостнее. Но вряд ли такое влияние отвергнутых психологических теорий может говорить о существенной роли психологии в обществе. З. Фрейд, как утверждает С. Пинкер (Pinker, 1994, p.23), сумел попасть в десятку самых цитируемых в настоящее время авторов (пропустив вперед Маркса, Ленина, Библию, Шекспира, Платона и Аристотеля). Однако и он более вдохновил художников, чем общественных и политических деятелей. Впрочем, как можно обвинять конкретных устроителей общественной жизни, что они никак не отреагировали на построения Фрейда, если сами психологи в своем большинстве уверены: Фрейд построил скорее мифологию, чем научную теорию (пусть даже многие и признают при этом, что он все-таки обнаружил реальные и весьма тонкие механизмы психики).

Психология потому не смогла проявить себя, что оказалась не способной решить важные вопросы и разделилась на множество не согласованных друг с другом взглядов. Как политики могут доверять какой-нибудь психологической теории, если теорий много и все они противоречат друг другу? Разве психологи пришли к согласию в том, какую функцию в человеческой жизни выполняет сознание? Не ясно даже, каким образом человек может проявлять свободную волю и делать самостоятельный выбор. Ибо если поступки человека предопределены какими-нибудь причинами (генетическими, социальными, ситуацией, прошлым опытом, таблицей случайных чисел или чем угодно еще), то его выбор не свободен, а, значит, он не может нести за него ответственность. Если же поступки человека не вызваны никакой причиной, то у него и нет оснований их совершать, а, значит, он просто не может принять соответствующего решения. А потому все слова о свободе, правах человека остаются необоснованной политической декларацией, пока не станет ясно, как человек вообще способен осуществить свободное действие. Большинство же психологических школ (от бихевиоризма и психоанализа до когнитивизма) вообще трактуют человека как автомат по переработке информации, не осознающего реальных причин, управляющих его поведением. Постмодернистский же размыв психологии никуда не продвигает, поскольку он в принципе никуда не направлен, а только сбивает с толку.

К сожалению, психологи боятся делать реальные выводы даже из того, что знают. У. Джеймс в конце XIX в. сформулировал «закон диссоциации образа при изменении сопровождающих элементов». Закон гласил, что сознание, в первую очередь, выделяет в предъявленном объекте те качества, которые отличают его от других объектов, сопровождающих его предъявление (Джемс, 1914). В XX в. психолингвисты также отметили, что смысл слова осознается только в противопоставлении к каким-либо другим возможным вариантам понимания. Поэтому, например, термин «акустическая гитара» появился только с появлением электрической гитары, а Первая мировая война стала первой только после начала второй. Переносим это рассуждение на социальные процессы: для того, чтобы, какую-то группу признать своей, человек вначале какие-то другие группы оценивает как чужие. Иначе говоря, понятие «мы» формируется только через понятие «они». Этот вывод при исследовании студенческих групп экспериментально подтверждают В.С. Агеев и А.А. Теньков и называют «эффектом отрицательной асимметрии начальной самооценки» (см. «Общение и оптимизация…, 1987, с.182). Отсюда ясно, почему благородный призыв Рассела-Эйнштейна признать себя принадлежащими к роду человеческому и забыть обо всем остальном психологически не осуществим, ведь понятная оппозиция возникнет, разве лишь, в случае появления инопланетян. При отождествлении себя с какой-либо социальной группой (например, с этносом) человек может рационально обсуждать, почему он относит себя к данной группе, но на самом деле он, прежде всего, не всегда осознавая это, отрицает свою принадлежность к другим подобным группам. Например, чтобы осознать себя русским, вначале необходимо отстраниться от тех, кто русским не является. В противном случае не произойдет национальной самоидентификации. Самоидентификация с другими людьми по любому явно выраженному признаку (по крови, языку, конфессии и т.д.) психологически невозможна. Выделение признака, позволяющего признать себя человеком той или иной национальности, является лишь рационализацией неосознанно сделанных отторжений. Потому сами признаки позднее могут пересматриваться. Устойчива же только не в полной мере осознаваемая оппозиция «я не такой, как они».

Но почему психологи обо всем этом молчат? Определять национальность по «чистоте породе», как йоркширских свиней (сравнение П. Сорокина), т.е. по национальной принадлежности родителей, столь популярный даже в развитых странах, – это архаический способ мышления, весьма сомнительный с точки зрения генетики и совершенно немыслимый этически. На каком основании кому-либо можно запретить считать себя русским, французом или китайцем? А сказанное ведь сразу обостряет проблему толерантности: как научить себя уважать тех, кого заведомо признаю чужими? Как чужих посчитать не противниками, а столь же славными, но другими?

Психологи больше умеют, чем знают. Но и их умения мало используются. Например, разработаны и апробированы технологии взаимодействия в конфликтной ситуации, ориентированные не на силовое давление, а на понимание и сотрудничество. Но эти технологии не поддержаны соответствующими социальными институтами, а потому их редко используют и в реальной политической борьбе, и в семейной жизни. Не удивительно, что человек начинает отстаивать свои интересы и ценности так, как умеет, – манипуляциями и силовыми методами. Такой способ решения проблем, по-видимому, даже сегодня принимается большинством человечества как чуть ли не единственно возможный. Однако психологи, как никто другой, знают, что временный силовой выигрыш в долгосрочной перспективе абсолютно не эффективен. Ведь проигравший – тоже человек, обладающий свободой воли, а потому он не прощает, когда его свободу насильно ограничивают. Проигравшая сторона начинает копить силы, чтобы изменить ситуацию и в подходящий момент поставить в униженное положение победителя. А потому в долгосрочной перспективе, как правило, силовые победы оборачиваются поражением. История учит, что уже спустя 30-40 лет после победы в войне победители гораздо чаще отстают в своем развитии от проигравших. Силовые методы как локальный прием иногда неизбежны, например, в случае непосредственной угрозы жизни, когда требуется действовать быстро и решительно, но они никогда не решают глобальных проблем. Накопленные в прошлом обиды спустя годы и даже века будут переживаться сильнее, чем непосредственно в момент нанесения обиды, – ведь утратив свою непосредственность, эти обиды становятся иррациональными. Отсюда понятно, почему силовыми методами невозможно ни избавиться от экстремизма и терроризма, ни решать другие сложные человеческие проблемы (от политических до семейных).

Особенно опасен по последствиям выигрыш путем манипулирования сознанием. Рано или поздно он будет осознан как откровенный и наглый обман, за который обязательно придется расплачиваться самим манипуляторам или их потомкам. Конечно, если начать манипулировать сознанием в самом раннем возрасте, то люди привыкают к манипуляциям как к неизбежному злу. Но это самое страшное. Ведь зачастую при этом утрачивается человеческое достоинство или интеллектуальные способности. Так, под мощным воздействием компьютерных игр, клиповой и рекламной видеопродукции, создающих жестко структурированную картинку на экране, сегодняшние дети начинают терять собственное умение самостоятельно организовывать свои зрительные впечатления. Неужели мы хотим, добиваясь тактических успехов в воздействии на подрастающее поколение, воспитать в итоге полуроботов, способных лишь загубить предшествующие достижения культуры и цивилизации?

Но сообщество психологов молчит. Неужели потому, что, околпаченные постмодернизмом, методологическим анархизмом и иже с ними, вообще не верят ни в истинность своих знаний, ни в эффективность с таким трудом добытых умений? А в итоге волки сами по себе лают, а орлы сами по себе летают. И всегда найдется много психологов, персонально обслуживающих вой волков, и даже несколько психологов, обеспечивающих полет орлов. Поэтому если кто-либо из психологов и заговорит, то его, разумеется, никто не услышит. Волки и орлы доверяют только своим психологам.

Куда ж нам плыть?

И все же психология в изучении сознания продвинулась далеко вперед. Стало ясно, что сознание – это не инструмент, предназначенный для адаптации в якобы непрерывной и суровой борьбе организмов за жизнь. Для непосредственного решения задачи жизнеобеспечения сознание обычно не только не нужно, оно может даже мешать, нарушая спасительные автоматизмы организма. Известно, что люди, попав в катастрофу, часто погибают не от непосредственного физического воздействия, а от ужаса, который охватывает их сознание. Только благодаря сознанию человек способен к самопожертвованию. Экспериментально можно показать, что сознание обладает неадаптивной активностью (см., например, Петровский, 1996). И перед сознанием не должна стоять задача «адекватно отражать действительность» – неосознанно реальность отражается и быстрее, и точнее. Иными словами, сознание не направлено на то, чтобы отражать реальный мир и, тем самым, обеспечивать себе еду, питье и жилье. Но что же оно тогда делает? Сегодня становятся и более ясными законы, которые управляют работой сознания (см., например, Аллахвердов, 1993, 2000). Особенно явственно выделяются две тенденции.

Первая тенденция. Сознание конструирует свое представление о мире и побуждает человека жить по законам этого своего мира. В субъективном мире сознания все детерминировано и взаимосвязано, все наполнено смыслами. Сознание при этом всячески стремится подтверждать те представления, которые имеет. Психологи часто говорят: мы видим только то, что понимаем, мир в нашем восприятии всегда искажается до узнаваемости, из памяти вытесняется то, что не соответствует нашим ожиданиям. Сознание так управляет неосознаваемыми процессами, что умудряется сглаживать многие возникающие противоречия между имеющимися представлениями и опытом. И даже устойчиво повторяет свои ошибки в самых простых задачах (например, арифметических или мнемических) как бы доказывая самому себе правильность своих предшествующих действий. Так, многие люди упорно делают одни и те же опечатки или неправильно произносят некоторые слова, хорошо зная, тем не менее, как на самом деле их надо произносить. Подавляющее большинство людей считает себя хорошими, умными, добрыми, знающими все самое важное о мире, и т.д. Сознание всячески стремится подтвердить это свое представление. Поэтому, например, человек обычно объясняет собственные успехи своими достоинствами, а неудачи – случаем, обстоятельствами, невезением и т.д. (Ежели человек изначально считает себя неудачником, то, наоборот, уже успехи будут оправдываться случаем).

Итак, одна из двух главных жизненных потребностей, создаваемая сознанием и образующая смысл существования человека, – доказать самому себе, что и мир такой, как он думает, и сам он именно такой, как он о себе думает. И только при подтверждении правильности своей позиции человек испытывает подлинное эмоциональное удовлетворение.

Великую роль в поддержке самооценки играет социум. Человека всегда понимали и уважали в его ближайшем окружении. В культуре стихийно складываются и обеспечивающие эту тенденцию сознания социальные механизмы – например, семья. Однако в возникающем сейчас глобальном мире, где человек получает гигантское количество информации, постоянно перемещается, встречается в сотни раз с большим количеством людей, чем его родители, ему становится нужна и глобальная поддержка. Да и семья как социальный институт сегодня не выглядит столь уж прочным. А специально разработанные общественные механизмы обеспечения поддержки и понимания мыслей и чувств человека отсутствуют. Однако только человек, чувствующий, что общество его понимает, может быть уверен в востребованности себя как личности. Власть, признающая наличие сознания у людей, им подчиненных, должна, в первую очередь, учитывать данную тенденцию сознания. Но она ориентируется не на таких людей, а потому действует в строго противоположном направлении.

Почему человек для получения справки, затребованной одним чиновником, должен пресмыкаться и часами по нескольку раз в неделю стоять в самое неудобное время в очередях к другому чиновнику? И это в компьютерный век, когда сами чиновники могут легко обменяться необходимой информацией! Но ведь представители власти тоже должны доказывать самому себе, что они нужны людям. А власть как раз дает одну из самых поразительных возможностей почувствовать собственную значимость. Психологам хорошо известно, что политики обычно сильно переоценивают и свое личное влияние, и влияние принятых ими решений на реальные социальные процессы. Потому и говорится: «власть слаще бабы» (легенда приписывает эту фразу Н.С. Хрущеву). Обратите внимание, что мы все время говорим о властителях: какой у них сложный труд, тяжелая жизнь, страшное нечеловеческое напряжение. Но одновременно воспринимаем как подвиг, когда они добровольно слагают с себя свои полномочия.

Чувствуя тотальное непонимание власти, люди способны начать искать способы «достучаться» чуть ли не до всего человечества, увидеть представленность своих ценностей и в политических декларациях, и в СМИ. Стоит ли удивляться организации ТВ-шоу террористами – чем красочнее картинка на экране и чем дольше ужасаются произошедшим все люди, тем реально больше надежды у террористов на понимание. Ведь, в конце концов, полагают они, должно же человечество задуматься, почему мы идем на столько жертв! В условиях глобализации отсутствие продуманных социальных институтов понимания людьми друг друга становится особенно опасно.

Сознание так устроено, что человек неизбежно отождествляет нетождественное, в частности, отождествляет самого себя с какой-либо группой людей. Поскольку люди, принадлежащие к одной культуре, к одной социальной группе искажают реальность более-менее сходно, постольку эти искажения их и объединяют. Чувство «я такой же, как и другие» создает хотя бы иллюзию взаимопонимания. Культура всегда пыталась найти способ достижения взаимопонимания между людьми. Но чаще находила его не в рационально организованных процессах, а в религии. Однако религиозная вера опирается именно на веру, а не на опыт или рациональные убеждения – если бы религию можно было доказать, вера была бы не нужна. Никакой опыт не может вступить в противоречие с верой, ибо вера опирается на то, что в реальном («видимом») опыте не может быть дано, так как религиозная картина заведомо описывает Невидимую Реальность. Однако совместное исполнение ритуалов не имеет никакого смысла, если люди не одинаково понимают то, что они делают. Сознание же человека обязательно приписывает смысл всему, что он делает. Поэтому участие в совместных ритуалах с необходимостью побуждает людей чувствовать, что они солидарны друг с другом, что они друг друга правильно понимают. Религиозная картина мира, однако, консервативнее всех остальных картин мира, создаваемых культурой. Она почти не корректируется. Все верующие всегда искренне уверены именно в своей исходной правоте (потому мусульмане называют себя правоверными, мы называем свою культуру православной, католики в самоназвании выражают уверенность, что их единственно правильная религия просто охватывает всю Вселенную и т.п.). Все это не способствует возможности договориться. Как, например, мусульмане должны воспринимать западную цивилизацию, целиком опирающуюся на банковский капитал, если пророк в Коране объявил, что давать деньги в рост – страшный грех? Как между разными конфессиями и культурами возможно взаимопонимание?

Договоренность – это всегда результат рационального процесса, а не веры. А потому рано или поздно придется создавать рациональные социальные институты, специально направленные на поддержку и понимание существующих у людей картин мира.

Вторая тенденция. Сознание предназначено для того, чтобы создавать такие представления, которые адекватны миру. Пусть картина мира всегда субъективна. Пусть она содержит множество искажений. Да, это скорее шарж на реальность, чем точное изображение. И все же и здравый смысл, и многочисленные исследования показывают, что сознание стремится (и ему хотя бы частично это удается) делать свои субъективные представления все более адекватными реальности. Культура, различные социальные влияния снижают произвол в возможных вариантах построения субъективных картин. В этом охранительная функция культуры. И все-таки, разумеется, смена субъективной картины мира тоже случается – пусть трудно и с большим запаздыванием. Наблюдается даже исправление искажений, вносимых культурой в картину мира, хотя последнее происходит совсем медленно.

В культуре давно созданы образовательные системы, направленные на повышение адекватности понимания окружающего мира. Но здесь сразу возникает проблема: знания могут быть дарованы только сознанию, знаний вне сознания не существует. А поскольку власть считает, что сознания нет, то оно и никак не может понять, зачем людям нужны знания. Обычно в этом суть всех образовательных реформ, затеваемых властью. Главное – надо быстренько вбить в голову учащихся какую-то информацию, отработать у них необходимые навыки и, в конечном счете, заставить людей работать во имя искусственно созданной властью цели – например, во имя денежного наркотика. Для такой власти нужны не образованные, а хорошо наученные люди. Правда, полностью истребить образованных людей никакая власть не в силах. По крайней мере потому, что ее представители имеют собственных детей. А к своим детям очень трудно относиться как к роботам. Поэтому люди, облеченные политической или экономической властью, обычно хотят, чтобы их собственные дети учились у высоко образованных педагогов.

Образовательные системы – пусть плохонько – все же как-то работают. Все представители современной цивилизации потому ее и представляют, что прошли соответствующее обучение. Однако практически не существует никаких социальных институтов, направленных на повышение адекватности понимания самого себя. Человек не может соотнести данное ему в сознании свое представление о себе с самим собой, т.е. с тем, кто он есть на самом деле (последнее ведь непосредственно не дано его сознанию). В развитых странах (и, в частности, в России) постоянно возрастает потребность в контактах с психотерапевтом, задача которого и состоит в том, чтобы человек лучше осознавал сам себя, становился адекватнее самому себе. Однако психотерапевтическая помощь не может заменить общественные механизмы, способствующие адекватной самооценке. Необходимо специальное конструирование таких механизмов. Об этом, хоть и немного наивно, говорил Дж. Морено, веря в возможности применения своей социометрии в качестве общественно значимой оценки всех людей. Общество будущего должно найти приемлемые способы корректировки своей самооценки.

Социум играет главную роль и в изменении самооценки. Если социальная группа, с которой человек себя идентифицирует, задает идеал «рыночного человека», то принявший этот идеал человек будет оценивать себя через призму своей рыночной стоимости и, соответственно, стараться ее повышать. Если социум задает идеал «человека долга», то принявший этот идеал человек будет оценивать себя через призму следования заданным данной культурой или социальной группой нормативов поведения. В коллективистских культурах также часто возникает жертвенная позиция, требующая оценивать себя по степени ущемления собственных интересов ради интересов окружающих людей. Все эти и другие подобные (якобы, объективные) критерии, однако, не только не ведут к реальной проверке самооценки, но способны разрушить самоидентичность личности. Э. Фромм справедливо называет выбор таких критериев неплодотворными ориентациями характера. Если, например, сознание некоего человека выстроило для себя «рыночный» идеал и опирается на вытекающие из такого взгляда критерии самооценки, то в ситуации, когда обнаруживается, что рыночная цена этого человека вдруг упала, он отнюдь не становится более адекватным, а просто погружается в глубокую депрессию. Высокая рыночная цена реально никак не связана с добротой, нравственными и духовными ценностями, она даже весьма мало связана с умом или талантом. Социум влияет на самооценку, но влияет стихийно и далеко не всегда делает ее адекватнее.

Подведем итог и сформулируем направление движения. Все существующие социальные институты решают исключительно обслуживающие задачи и почти никак не способствуют эффективной работе сознания. Грубо говоря, и политики, и чиновники занимаются совсем не тем, чем бы им следовало заниматься. Создание материальных благ – важная, но вспомогательная задача (ведь с милым сердцу обществом и в шалаше рай). Людям нужна реальная социальная поддержка. (Кстати, то, что сегодня называется социальной поддержкой, – обычно всего лишь поддержка материальная). Надо конструировать специальные социальные институты, призванные поддерживать взгляды людей на мир и на себя (это будет делать их если и не счастливыми, то, по крайней мере, удовлетворенными), и на то, чтобы исправлять искажения, присущие этим взглядам (что будет делать их адекватными).

Конечно, сказанное может показаться не слишком конструктивным. Кто знает, как оценивать работу политиков, чиновников или образовательные системы по тому, как они учат людей понимать друг друга и самих себя? Но ведь мной предложено лишь направление движения, а не конкретные шаги по реализации выбранного курса. Процесс создания новых социальных институтов (к тому же, при обязательной и существенной переделке старых!) – сложнейшая задача. И конструировать модели будущего нужно не только собравшимся в узком кругу пусть даже самым мудрым представителям человечества, а вместе с той молодежью, которой предстоит это будущее создавать, в нем жить и по ходу не только исправлять уже допущенные и, к сожалению, неизбежные ошибки в проектировании будущего, но и строить новые проекты. Конечно, и для организации такой совместной работы уже необходимо применять специальные психологические технологии, облегчающие межпоколенческое и межкультурное взаимопонимание.

Два замечания под занавес. Первое – о древности обсуждаемых проблем. Т. Гоббс, с грустью наблюдая за поведением англичан в смутное время гражданской войны, приходит к выводу, что любая форма правления лучше ее отсутствия, что без государства, т.е. без аппарата подавления, люди погибнут от одиночества, бедности, жестокости и непристойности. Иную позицию выразил Б. Спиноза: «Цель правительства не в том, чтобы превратить людей из разумных существ в животных или марионеток, а в том, чтобы дать им возможность совершенствовать свои умственные способности и тело, применять свой разум без ограничений». Российские государи, какой бы титул они ни имели, всегда хотели видеть в себе спасителей отечества, без которых страна погибнет, т.е. спасали неразумных людей от них самих, принимая тем самым позицию Гоббса. Думаю, пришла пора пойти другим путем и прислушаться к Спинозе. Тем паче, что современная психология знает о разуме и сознании много больше, чем знали об этом в XVII в., когда изгнанный из еврейской общины бедный шлифовальщик стекол, за весь день съедая только один пропитанный молоком гренок с маслом и выпивая лишь одну кружку пива (это в Голландии-то!), писал свой «Богословско-политический трактат».

И второе замечание, очень важное. Давно известно, что ум и образование отнюдь не делают людей счастливыми – все помнят и название известной пьесы А.С. Грибоедова, и слова Экклезиаста: «во многом знании много печали и кто умножает познание, умножает скорбь». Две важнейших тенденции – желание быть счастливым (или хотя бы эмоционально удовлетворенным) и стремление быть адекватным – всегда находились и будут находиться в противоречии друг с другом. А, следовательно, ни одна модель будущего не может быть идеальной. Да и научное познание человека находится в вечном движении. Абсолютная Истина так же недостижима, как недостижимо и полностью идеальное общество. Но научное знание постоянно развивается и каждая новая эпоха улучшает наши представления (догадки) о мире. Пусть нельзя и невозможно строить утопии, в которых все люди всегда жили бы счастливо. Тем не менее каждая новая эпоха будет реализовывать все лучшие и лучшие сценария будущего. И речь идет не столько об осуществлении новых технологических фантазий, сколько о создании общественных условий, адекватных законам работы сознания. Пора власти осознанно отказаться от исполнения психопатологических ролей, перестать воспринимать людей как спящих бессознательных роботов и начать реально создавать условия для эффективной деятельности сознания всех людей, находящихся от нее в зависимости. При этом модели социального развития должны изначально проектироваться как потенциально изменяемые, в том числе и потому, что конструирование таких моделей вынуждено опираться на вечно развивающуюся психологическую науку.

Не пора ли нынче и нам, братья-психологи, начать петь новые песни, а не растекаться мыслию по древу?

ЛИТЕРАТУРА

Аллахвердов В.М. Опыт теоретической психологии (в жанре научной революции). СПб., 1993.

Аллахвердов В.М. Сознание как парадокс. СПб., 2000.

Аллахвердов В.М. Психология искусства. СПб., 2001.

Джемс В. Психология. М., 1914.

Общение и оптимизация совместной деятельности. М., 1987.

Петровский В.А. Личность в психологии. Ростов н/Д., 1996.

Pinker S. The Language Instinct. How the Mind Creates Language. N.Y., 1994

_______

Статья представляет собой вариант авторского соединения двух публикаций: «Не пора ли нынче, братья-психологи, начать новые песни и не растекаться мыслию по древу?»// Психология (журнал высшей школы экономики), 2004, №4, с.113-125 и «Осознание власти и власть сознания» // Психология власти, СПб., 2005.

В обновленном варианте статья была опубликована в книге Аллахвердов В.М. Размышление о науке психологии с восклицательным знаком» (СПб., 2009).

[1] На мой взгляд, удачный термин, используемый М.М. Решетниковым.