ПОЛЕМИКА ИММАНУИЛА КАНТА С ЭМАНУЭЛЕМ СВЕДЕНБОРГОМ

29 апреля 2010

от admin

КРИТИКА КАНТА СИСТЕМЫ СВЕДЕБОРГА

«Если различные люди имеют свой собственный мир, то есть основания предполагать, что они грезят» (1:227). Рассматривая частные положения теории Сведенборга, Кант обращается к проблеме общественного мнения.Общественное мнение в состоянии оказывать колоссальное влияние на умы людей. Люди, которые относятся к интеллектуальной элите, также подвержены этому влиянию. «Многие нелепости, — замечает Кант, — распространяются только потому, что о них говорят везде и всюду»(1:247). В этом смысле положение философа шатко: с одной стороны, существуют вещи, которые он не может безнаказанно подвергать сомнению, и ,с другой стороны, веря им, он не может не подвергнуться осмеянию. «Для философа нет горше упрёка в легковерии и приверженности к ложным мнениям толпы» (1:244).

Обосновывая свою заинтересованность учением Сведенборга, Кант замечает: «Но так как философия, о которой речь была выше, тоже была сказкой из страны чудес метафизики, то я не вижу ничего неприличного в том, чтобы представить обе эти сказки вместе» (1:243). В исследовании Кант использует диалектический метод: от тезиса через антитезис к синтезу. Для того, чтобы проникнуть в суть явления и его постичь, по мысли Канта, необходимо встать на точку зрения другого и рассмотреть явление изнутри другой системы – метод, который впоследствии будет развит герменевтикой. «Когда-то я смотрел на весь человеческий ум с точки зрения моего собственного ума, теперь становлюсь на точку зрения чужого и вне меня находящегося разума и рассматриваю свои суждения с точки зрения других людей» (1:240). По мнению Канта, это единственное средство предотвратить оптический обман и поставить понятия на то место, какое они действительно занимают по отношению к познавательной способности человеческой природы. Моделируя точку зрения Сведенборга, немецкий философ пытается рассмотреть существование мира духов как правдоподобное.

«… я не решаюсь отрицать полностью всякую истинность различных рассказов о духах, сохраняя за собой естественное право сомневаться в каждом из них» (1:242). Чтобы не утомлять читателя пространными описаниями, Кант останавливается лишь на частных положениях теории Сведенборга и преподносит квинтэссенцию книги шведского мистика.

Рассматривая его видения, немецкий философ классифицирует их на роды с функциональной точки зрения. С характерной рациональностью Кант выделяет три рода. К первому роду относятся случаи, когда Сведенборг, якобы свободен от тела: нечто среднее между сном и бодрствованием. В этом состоянии он видел, слышал и даже осязал духов.

Ко второму роду Кант относит случаи, когда Сведенборг под водительством духа переносится в иные области: дух уводит его в то самое время, когда он гуляет по улице, нисколько не сбиваясь с пути. Вместе с духом он находится в совершенно иных краях и ясно видит там дома, людей и леса в течение нескольких часов, пока внезапно не почувствует себя на своём прежнем месте. К третьему роду относятся обычные видения, которые случались со Сведенборгом ежедневно и, главным образом, на них построены все его рассказы. Сделав вывод, что такого рода видения являются плодом больного воображения, Кант ставит вопрос о том, как возможен этот обман и в чем его природа. Учение Сведенборга интересует Канта как явление само по себе. Немецкий философ полагает, что рассказы Сведенборга возникли из какого-то фантастического созерцания и являются результатом обмана чувств. «Едва ли можно заподозрить, — говорит Кант, — что спекулятивные бредовые фантазии извращенного ума побудили его сочинить их с целью обмана» (1:252).

Хорошо изложенный обман чувств, по Канту, представляет собой более интересное явление, чем заблуждение ума. Он приходит к выводу, что болезнь коренится только в обмане чувств, а не поражает разум. Мнимое чувственное восприятие предшествует всякому суждению рассудка. Оно обладает непосредственной очевидностью, которая превосходит всякие другие убеждения. Поскольку чувства составляют первооснову всякого суждения, то когда они дают неверную картину, законы логики бессильны.

В контексте этой проблемы Кант рассматривает сновидцев ума и сновидцев чувства.

К сновидцам ума Кант относит представителей вольфианской философии. К сновидцам чувства «причисляют тех, кто иногда вступает в сношения с духами» (1:232). И те и другие видят то, что не видит ни один здоровый человек. И те и другие представляют себе субъективно измышленные образы, которые обманывают чувства. По характеру своего происхождения эти заблуждения различны. «Бодрствующий сновидец» углубляется в вымыслы и химеры своего воображения. В этот момент он представляет химеры внутри себя, а другие ощущаемые им предметы – во вне себя. Первые он считает продуктами своей собственной деятельности, а вторые относит к тому, что воспринимает и испытывает извне. От «бодрствующих сновидцев» отличаются духовидцы. Духовидцы наяву и часто при исключительной яркости других ощущений относят те или иные предметы в места, занимаемые другими внешними вещами. Вопрос, который интересует Канта, — это вопрос о том, каким образом духовидцы обман своего воображения перемещают вовне себя и как возможен этот обман. Человек имеет представление о местонахождении вещей как необходимое условие ощущения. Основное различие между движением нервов при игре воображения и при ощущениях заключается в направлении движения. В первом случае линии направления пересекаются внутри мозга, во втором – вне его. При умопомешательстве человек принимает предметы своего воображения за нечто внешнее, действительно находящееся перед ним. Немецкий философ истолковывает это явление рационально: «Из-за болезни некоторые органы мозга так изменены и выведены из своего надлежащего равновесия, что движения нервов, вибрирующих согласованно с некоторыми фантазиями, совершается по направлению таких линий, которые будучи продолжены, пересекаются вне мозга, в таком случае focus imaginarius будет перенесен вне мыслящего субъекта и образ, чистейший плод воображения, будет казаться предметом, доступным нашим внешним чувствам» (1:237).

Причину подобного заболевания Кант видит в ложном воспитании, которое подготавливает почву для восприятия обманчивых теорий. Понятия, привитые в процессе деформирующего воспитания, дают человеку материал для создания химерических образов. Отсюда логически вытекает вывод в духе эмпиризма о том, что человеку возможно познать только явления жизни в природе и их законы. Сам принцип жизни, то есть духовную природу, нельзя мыслить положительно, так как для этого нет никаких данных во всей системе человеческих ощущений.Источником представлений, по Канту, являются либо чувственность, либо рассудок и разум. Чувственность дает знание, выражающее отношение предмета к особым свойствам познающего субъекта. «Вторые (рассудок и разум) относятся к самим предметам». Чувственность имеет дело с явлениями, феноменами; интеллигибельный, умопостигаемый, предмет Кант называет ноуменом. Всякое знание, по Канту, начинается с опыта, но не сводится к нему. Часть знаний человека порождается самой познавательной способностью, носит априорный характер. Эмпирическое знание единично, а потому случайно, априорное – всеобще и необходимо. Доопытные формы знания не являются врожденными. Познающий индивид располагает определенными, сложившимися до него формами познания.

Мир рассматривается Кантом как феномен, существующий во времени и пространстве. Время и пространство – это субъективные условия, изначально присущие человеческому уму и координирующие чувственно воспринимаемые предметы. В ноуменальном мире времени и пространства нет, поэтому невозможно познать, где и как обитают духовные сущности.

Подводя итог, Кант говорит о том, что человеку надлежит судить о божественной воле только по гармонии, которую он замечает в мире, либо он может делать выводы, сообразуясь с правилами аналогии: « и не имеет он права по предначертаниям собственной мудрости, которые он в то же время предписывает божественной воле, измышлять новые и произвольные распорядки для настоящего или будущего мира» (1:226).

В статье «Об аристократическом тоне в новейшей философии» Кант выступает с критикой тех, кто полагает источник философского познания в интеллектуальном созерцании, ссылаясь на Платона как родоначальника этой метафизической традиции. Кант считает, что основным мотивом, побудившим Платона развить учение о непосредственном восприятии сверхчувственного, был его интерес к математике, положения которой общезначимы, а потому не могут быть получены путем эмпирического чувственного созерцания. По мнению Канта, его собственная «трансцендентальная эстетика» решает проблему достоверности математического знания без использования гипотезы об интеллектуальном созерцании, и потому исчезает единственный рациональный повод предполагать наличие в человеке особого чувства сверхчувственного.

Здесь у Канта оказались связанными два лейтмотива его творчества:

Первый – мотив борьбы с философским эзотеризмом, второй – радикальный этический пафос творчества Канта. Философия – не посвящение в некие тайны, скрытые от прочих смертных. Философ, по Канту, не имеет доступа к какому-то особому источнику знания, закрытому для обыкновенных граждан. Это не значит, что философ не имеет своего взгляда на вещи. Но этим философским взглядом он обязан понятийному мышлению, достигающему в философии наибольшей силы, чистоты и свободы. Что касается свойственных нашему духу созерцаний, то они у философов те же самые, что у других людей. Философ не способен созерцать нечто, что им недоступно, но созерцая то же самое, он способен дать себе более ясный и глубокий отчет в созерцаемом благодаря способности дискурсивного мышления. Каковы же те основные созерцания, или интуиции, имеющие не специально философский, но общечеловеческий характер, которые составляют настоящую точку приложения философского мышления? Кант стремился указать основную и общую интуицию сознания, ту, которая присутствует в душе каждого человека: его моральное чувство, голос совести, говорящий на языке долга. Задача философии заключается в том, чтобы просветлять, разъяснять и углублять моральное чувство, чтобы построить мировоззрение, имеющее опору в той единственной интуиции, которая присуща каждому.

Считается, что дискурсивный рассудок должен проделать большую работу, разделяя и снова соединяя свои понятия, чтобы продвинуть познание вперёд, в то время как интеллектуальное созерцание овладевает своим предметом непосредственно. Эзотерическая философия, полагает Кант, претендует на то, что ее адептам не нужно работать, но достаточно прислушаться к своему внутреннему оракулу, чтобы вполне овладеть всей мудростью. Человек с рассудком, как способностью познания посредством понятий, не может распространить это познание на само понятие априори. Истинная философия, по Канту, — это напряженный труд. Иллюстрируя это положение, он ссылается на Аристотеля. Аристотель, как считает Кант, — метафизик в том смысле, что он расчленяет всякое познание на элементы, но он же и «художник разума», ибо способен собрать это познание воедино. «Принцип, согласно которому философствуют под влиянием высшего чувства, — говорит Кант, — более всего подходит для аристократического тона: ибо кто может оспорить чувство» (6:167). Немецкий философ критикует «господ аристократов от философии» за то, что они пытаются убедить остальных в том, что это чувство не есть нечто субъективное, но что его можно требовать и в других, как объективную составляющую познания, которая имеет характер созерцания. Кант выделяет три степени достоверности: знание, вера и мнение. Эзотерическая философия, отмечает он, выдвигает ещё одну – некое наитие сверхчувственного, не имеющее отношение к логике. Кант определяет наитие как тёмное предожидание, заключающее в себе надежду на какое-то объяснение. «…такие понятия могут дать лишь суррогат знания, некое сверхъестественное известие, мистическое озарение. Это – смерть философии» (6:169). «Пренебрежение, с которым говорят о формальном в нашем познании (тогда как именно оно есть главное дело философии) как о педантстве или «мануфактуре форм», подтверждает подозрение, что за этим скрывается тайное намерение: под вывеской философии изгнать на деле всякую философию и кичиться своей победой над нею» (6:173). В форме, по Канту, заключается сущность вещи в той мере, в какой эта сущность должна быть познана разумом. Если вещь является предметом ощущений, то речь идёт о форме вещи, данной в созерцании. На этих формах основана возможность всех синтетических познаний априори. Переход же к сверхчувственному совершается посредством таких практических законов, которые возводят в принцип не материю свободных поступков (их цель), но лишь их форму, пригодность их максим для всеобщего законодательства. « Та скрытая покрывалом богиня, перед которой обе стороны склоняют колени, — это моральный закон в нас самих с его нерушимым величием» (6:174). Собственно философским является лишь дидактический метод. С помощью него моральный закон выражается в ясных понятиях логического учения. Персонификация этого закона, «когда из морально повелевающего разума делают скрытую покрывалом Изиду» (6:170), является эстетическим способом представления того же самого предмета. При этом всегда существует опасность впасть в фантастическое визионерство, которое «означает смерть всякой философии» (6:174).

«Предчувствовать эту богиню означает лишь направляться к понятию долга своим моральным чувством ещё до того, как стали ясны принципы, от которых это чувство зависит. Такое предчувствие закона, как только оно переходит в ясное усмотрение, становится делом собственно философии, без которой всякое суждение разума было бы лишь голосом оракула, изъясняемым каждым по-своему» (6:174).В статье «Своеобразие русской философии» Н.О. Лосский рассматривает особенности интуитивистской теории восприятия. В трактовке интуитивизма предмет внешнего мира, например дерево, увиденное человеком, есть не образ, копирующий внешнюю действительность в уме человека, не символ и не конструкция его познающего сознания, а само материальное бытие, вступившее в сознание человека. Содержание восприятия есть сама реальность, осознанная человеком. Н.О. Лосский говорит о том, что философия стоит перед альтернативой: или существует интуиция, и тогда метафизика возможна; или интуиции у человека нет, как это утверждает Кант, и тогда приходится вместе с ним признать, что метафизика как наука невозможна. Гносеологические исследования Вл. Соловьёва, братьев Трубецких, Лосского, Франка, Флоренского содержат в себе доказательства существования интуиции и обосновывают новое направление в гносеологии, преодолевая критицизм Канта и оправдывая метафизику как науку. Эти труды не игнорируют направлений, выросших из кантианства. Они включают в себя ценные стороны трансцендентального идеализма: содержат в себе признание идеальных начал, исследуемых трансцендентальным идеализмом, но дают им метафизическое истолкование. Гносеология интуитивизма, как полагает Н. Лосский, даёт синтез рационализма и эмпиризма гораздо более органичный, чем в критицизме Канта. Интуитивизм связан с учением о том, что чувственные качества, цвета, звуки, запахи суть не психические субъективные процессы в сознании наблюдателя, а свойства самого материального процесса. Интуитивизм предполагает «живое» проникновение в предмет, преодолевающее расчленение реальности на субъект и объект. Это учение развивается в рамках неореализма в Англии и Америке, в русской философии связано с интуитивизмом братьев Трубецких. Интуиция, согласно определению, данному в словаре Современной западной философии, означает процесс непосредственного получения знания посредством целостного схватывания ситуации без дискурсивного его выведения и доказательств. Выделяют несколько видов интуиции: чувственная, интеллектуальная, эмоциональная, мистическая.

Чувственная интуиция предшествует понятию, выражается независимо от интеллекта в образах и ощущениях. Интеллектуальная интуиция представляет собой форму непосредственного интеллектуального схватывания сущности явлений (Гуссерль). Мистическая интуиция понимается как совершенно бессознательный процесс божественного откровения, таинственного озарения при общении с Абсолютом. Интуитивизм признает последним основанием бытия и познания непосредственное, «живое» проникновение в предмет. Анри Бергсон предметно противопоставлял интеллект и интуицию. Интеллект знает только материю, т.к. его метод работы рядоположение, расчленение на элементы и установление внешних отношений между ними. «Чистая теория» предполагает незаинтересованное погружение в предмет, преодоление дистанции, которую субъект рационального познания удерживает по отношению к объекту исследования, и потому требует интуиции. Интуиция – это знание-переживание, которое не может быть концептуализировано. Для Гуссерля интуиция есть «сущностное видение», непосредственное созерцание общего. Все, обнаруживающее себя посредством интуиции, должно приниматься так, как оно себя обнаруживает. Это установка на описание не эмпирических фактов, а «идеальных сущностей» — смыслов, непосредственно открывающихся философскому сознанию. Это операция переключения внимания с факта на смысл получила название редукции. Гносеология интуитивизма, которую утверждает Н.О Лосский учитывает чувственный опыт, но говорит также о других его видах, более глубоко проникающих в бытие. Они имеют характер созерцания. К ним относится интеллектуальная интуиция (она открывает идеальные основы мира), нравственный и эстетический опыт, открывающий высшие ценности, и, наконец, опыт мистический, религиозный, который устанавливает связь человека со сверхмировым началом. По Канту, конкретное есть сумма отвлечённостей, и потому нет принципиального различия между конкретным бытием и бытием мыслимым в отвлечённых понятиях. Критикуя это положение Канта, Лосский говорит о том, что таким образом конкретное бытие подменяется псевдоконкретным: всякая человеческая личность есть целое, не исчерпаемая никаким множеством отвлечённых определений. Живое, личное бытие не есть только единство и порядок таких определений. Оно есть носитель и творческий источник бесконечного множества своих моментов, выразимых в отвлечённых понятиях. Конкретное бытие есть индивидуальное целое, которое содержит в себе бесконечное множество доступных отвлечению определённостей. С таким учением о конкретном бытии связан в метафизике ряд важнейших следствий.

Первое, учение о приоритете конкретного перед отвлечённым. Второе, учение о приоритете индивидуального над общим. Третье, господство идеи жизни как творческой активности: воля и сила представлены не как закон изменений, а как творческая активность. Рациональное знание, как отмечает Лосский, бывает только в сфере отвлечённостей, а задачей конкретной философии является опознавание иррационального или сверхрационального. Философ, совмещая в себе две способности: абстрактного мышления и конкретного созерцания реальности, может достигнуть знания о сверхрациональном только с помощью сверхчувственной мистической интуиции.

В работе «Грезы духовидца» Кант говорит о неразличении Сведенборгом феноменов и ноуменов, то есть данных явлений и созданных на их основе умозрительных предметов. Кант – оппонент и критик Сведенборга, но именно кантовское различение явленного и мыслимого доказывает возможность той картины мира, которую изображал его шведский корреспондент. Нельзя отменить требования необходимой интерпретации любого явления. Однако, человек несет ответственность за тот смысл, который он придает явлению – в этом радикальный этический пафос Канта. Идеи Канта и Сведенборга частично пересекаются. Недаром Кант счел своим долгом откликнуться на произведение шведского мистика. Чувственный мир – это функция личности во всех ее аспектах, включая моральный. В этом одна из самых впечатляющих черт сведенборгианских загробных миров. Та оболочка из вещей, домов, ландшафта, пространства, близких и далеких людей, которая дана человеку извне и без участия его воли, воспроизводится и в преисподней и на небесах, так что человек не сразу осознает свою смерть. Но осознав, понимает, что сам создает свой мир и тем самым создает себе награду или наказание, длящиеся во всех мирах. Земная жизнь есть только явление, то есть чувственное представление о чисто духовной жизни, а весь чувственно воспринимаемый мир есть лишь образ, который представляется способу познания человека и, подобно сновидению, не имеет сам по себе никакой объективной реальности. Сведенборг был запретным, но соблазнительным плодом для критического метода Канта, чья внутренняя цензура не позволяла признать за картиной мира Сведенборга действительность, но в тоже время не в силах была отказать ей в метафизической и моральной привлекательности.